стоит он перед ним, такой, казалось бы, неприступный, начитанный, всезнайка — учителя даже заискивают! А ведь все это черт те куда сползает от одной хорошей оплеухи. И такой он становится жалкий, обычный, а ведь Федьку-то, наверно, за человека не считает! Как его умник-отец: захотел — с работы погнал, захотел… Да что говорить! 
Федька ухмыльнулся:
 — Что мне надо? Ничего не надо… — Он зевнул и потянулся. — Скучно мне что-то… В морду, верно, давно не бил тебя… Скажи честно: хочешь получить в рыло?
 Федька ждал, когда тот взорвется. Иначе бить было не так интересно и вроде даже не за что.
 Вдруг Севка отскочил и принял стойку боксера на ринге: локти прижал к бокам, выставил кулаки.
 — Ого, да ты и вправду героем стал! — Федька вдруг почуял прилив радости: он-то отлично знал, какой из Севки боксер. — Так ты совсем выздоровел или нет? Если нет, дам парочку оплеух, а если совсем — получишь в рыло…
 — Ничтожество, — сказал Севка.
 — Что я слышу! — Федька почувствовал, как в нем накапливается злость. — А ну, получай!
 Не успел Севка отклониться, как сильнейшая пощечина едва не бросила его на тротуар. Он закачался и отскочил, но чудовищный удар в другую щеку свалил его.
 Федька стоял над ним и ухмылялся.
 — Ну, как настроение? — Он тронул его лоб носком валенка. — Хватит или еще?
 Севка вскочил. Два пятна запылали на его щеках.
 — Фашист!
 Федька вскинул голову:
 — Что ты сказал?
 — Что слышал! — Севка стоял на изготовку, кулаками вперед.
 — Повтори.
 — Фашист, — сказал Севка.
 Сказал тихо и холодно, и Федьке стало почему-то не по себе. Однако изнутри напирала и лезла злоба. Он пошел на Севку. Совка стоял на месте.
 Вдруг Севка бросился вперед. Федька сделал нырок, ушел от удара и снизу стукнул его головой в подбородок. Севка отскочил, и на его лице Федька не увидел боли. Только странную ярость и бледность.
 Впереди раздались голоса.
 Севка поправил шапочку, плюнул и пошел дальше. Увидев, что идут простые гражданские, Федька побежал за ним. Он тяжело дышал. Его распирало от злобы. И он был счастлив: теперь он знает, что делать с этим сопляком!
 — Повезло тебе, — сказал Федька, усмиряя дыхание. — Не они б — изуродовал бы.
 Севка не отвечал.
 Впереди опять стало пусто. Федька поставил ему ножку и стукнул в грудь. Севка отскочил и, что было совсем невероятно, ударил его ногой под зад.
 — Умник! — крикнул Федька, отпрыгивая, и увидел у стены кусок антрацита. Вот бы чем трахнуть его — сразу было бы кончено, и рук марать не надо.
 Федька сделал движение к этому куску.
 — Трус! — крикнул Севка.
 Это слово для Федьки было похуже «фашиста».
 — Это я трус? — Он почувствовал, как немеют щеки.
 — Кто ж еще? — Севка засмеялся.
 Ничего не видя, как слепой, кинулся на него Федька. Но каким-то особым чутьем расслышал, скорей догадался — впереди кто-то появился… Не милиция ли?
 Сунул в карманы кулаки и, чтобы как-то успокоиться, прошипел:
 — С-с-сука…
 Они пошли дальше. Федьку душила злоба, и он не мог идти рядом. Шел чуть сзади и смотрел на узкий, с ложбинкой затылок — всадить бы в него кулак! На неширокие плечики под курткой — изрезать бы ее бритвой! На ноги в тесных брючках — хватить бы по ним железякой!
 А Севка и не чуял всей тяжести этой злобы: даже шага не ускорил.
 Но все-таки Федька кинул вдогонку:
 — Куда убегаешь? Потише, потише… Вот люди пройдут…
 — Подонок! — бросил через плечо Сева, бросил так спокойно и просто, точно всегда был уверен, что Федька подонок.
 И Федька решил: он не выпустит его живым, он отлупит его, исколотит так, как никогда не колотил. Так, что эта его хромоногая мать и лощеный гусь-отец не узнают своего сынка. Уж на этот раз он покажет ему! Видно, раньше мало бил. Мало. А человек — он такой: чем больше боится, тем сговорчивее и послушней.
 Но Федька был осмотрителен. То и дело оглядывался: нет ли поблизости милиции. И вдруг он понял, Севка уходит из его рук: сейчас появится дом Олега, и он ничего не сделает с Севкой — вокруг люди…
 — Зайдем во двор, — сказал Федька, — там никто не помешает.
 — Иди, если тебе надо.
 — Трусишь! — прошипел Федька. — Боишься!
 Севка вдруг повернулся к нему и засмеялся в лицо:
 — Тебя-то? Слизняка!
 Прямой короткий удар в лицо откинул Федькину голову назад, даже зубы клацнули. Федька взвыл, лицо его туго наполнилось кровью. Миг — и он понял, что случилось. Еще миг — и он хотел броситься на Севку, но внутри все кричало: Федька, не лезь на рожон, Федька, осмотрись!
 То спереди, то сзади появлялись люди.
 У Олегова дома Севка сбавил шаг. Но что́ мог сделать Федька? Что́ он мог сделать, если на улице был светлый день и вокруг люди! Особенно здесь, на большой улице, куда они скоро вышли.
 Севка пошел к подъезду.
 — Иди-иди, повеселись! — процедил Федька, трогая горящее от боли лицо. — Я буду ждать. Я с места не сойду, пока не расквитаюсь с тобой… С грязью смешаю!
 Севка вошел в подъезд. Федька подпер столб, вздохнул и полез в карман за сигаретой. Ему было не по себе: дождался, достукался! А все почему? Жалел. Хоть бы раз стукнул по-настоящему… «Ну хорошо ж, погоди ты у меня!»
 Вдруг он сообразил: Севка не такой дурак, чтобы выйти из дому одному. Он выйдет с Мишкой Лопатиным или с Вадимом — с этим шутки плохи: насует по первое число; или с Петькой — этот не то чтобы силен, да у них большая семья и защитников потом найдется хоть отбавляй… Или…
 Да мало ли с кем он может выйти из дому!
 Надо сбегать за приятелями — втроем-вчетвером они справятся с ними. Севку давно не колотили, обнаглел. Таким нужно постоянно ставить синяки, и все будет в порядке…
  …Вечер у Олега был в разгаре. Собралось, наверно, полкласса. Поводом для встречи была покупка нового магнитофона — «мага», как выражался Олег, его «ходовые» испытания — «обкатка». В комнате, где стоял «маг», не умолкали говор и хохот. Но громче всех хохотал Сева, и никто не понимал почему. Никто, даже сам он — не вполне. А это, наверно, было оттого, что час назад он впервые в жизни ударил человека. Ударил в лицо. В лицо, которое существует не для того, чтобы в него вреза́лся кулак. Никто не знал, что против Олегова дома, покуривая, толчется стайка мальчишек и ждет его, Севу.
 Может, он